«СОН СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»
ЛЕОНИД ЛАТЫНИН
НА СКЛОНЕ СВЕТА
«ВОДОЛЕЙ-PUBLISHERS»
Москва
2006
* * *
Мы были вместе до земли и воли,
До этих дней, текущих никуда,
В еще не обозначенном глаголе,
Бесформенном, как воздух и вода.
Мы были вместе, догорев до края
И улетев в неведомо ничто,
Где призрак виден сумрачного рая,
Как солнце, сквозь сплошное решето.
И были мы и голодны, и наги,
И были неделимы и родны.
Как буквы на прозрачнейшей бумаге,
Что только Богу по ночам видны.
10 ноября 2004
* * *
Александру Градскому
Прозрачная стезя, прозрачнее пространства,
Беспечные шаги вперед и наугад,
И в этом – признак тем, смешных как постоянство,
Которым, как всегда, я искренне не рад.
Скольжу не тяжело, пока что без одышки,
Теряя по пути последние – куда,
И бабочка черна на белизне манишки,
Рука еще нежна, надежна и тверда.
И белая рука в ответ еще желанна,
Прощелкал соловей убогое – пора.
И сыплется с небес как белый порох манна,
И движется ко мне заветная гора.
Коты поют в ночи роскошно и протяжно,
И кошки вторят им победно и грешно,
А то, что мир погиб, по существу не важно,
И более того, по сущности, смешно.
25 мая 2003
* * *
Мне не снится ночами Валетта,
Лекариссы, как прежде, темны.
Мне бы тень твоего амулета –
Ощущение праздной вины.
Все мы люди – предметы природы,
Бытие на поступки дробя,
Под влиянием веры и моды
Искаженные до не себя,
Строим планы, просты и беспечны,
В тесном мире от а и до я,
Невесомы, и – суть быстротечны,
По законам смешным бытия.
Дай мне руку и выпусти зверя,
Что упрятан в тебя не тобой,
Ни на йоту прощально не веря
В эту встречу с нездешней судьбой.
20.09.04 Мальта
* * *
Арбатский профиль выцветшей Валетты.
Часы на башне. Время в разнобой.
Я мертвых городов знакомые приметы
Устал возить по свету за собой.
Я в дом войду и осторожно сяду,
Я голову склоню к живой стене,
А внешний мир лишь вызовет досаду,
Текущий сквозь стекло в моем окне.
Я прожил жизнь беспечную, бродяжа,
И странно мне домашнее тепло.
А здесь везде надежнейшая стража
И красный свет сквозь белое стекло.
И, растворяясь в сумраке и влаге,
Пролью вино желанно на сукно.
С последней волей веры и отваги,
В которых мне родиться суждено.
21 сентября 2004 Валетта
* * *
Клетка пуста и наружу открыта.
Ветер о дверцу колотится влет.
То ли я – жертва бессрочного быта.
То ли – не жертва, а наоборот.
Память как листья летит, облетая,
Вечер блажен, но усердствует зря.
Осень моя и судьба золотая,
Тускло мерцая и еле горя,
Что наплела ты в усердии пыла,
Чем одарила в движении дня.
Что ты в себе безнадежно сокрыла,
Думой нездешней тревожа меня.
День догорает в тумане камина,
Мрамор горяч и искусен вполне.
Жизни четвертой уже половина
Лунным серпом исчезает в окне.
3 августа 2004
* * *
Не пиши усталые слова,
Не рисуй непрожитое лето.
Ты опять и в этом не права,
Оставляя выдох без ответа.
Воздух нем, и тишина мертва.
Замер звук, тяжел и неподвижен.
Катится со стуком голова.
Тайный смысл разгадан и унижен.
Что тебе в оттенке естества.
Все на все похоже без остатка.
Подошед к нездешнему едва,
Вспыхнула открытая тетрадка.
И сумно, и гулко, и светло
Я к тебе стремим и неизбежен.
Треснуло нагретое стекло.
Звук очнулся, выносимо нежен.
12 июля 2004
* * *
Что я затеял, родная, с тобой,
Меряться в правде и силе.
Ты защищала меня собой,
Когда мы без Бога жили.
Ты охраняла меня кругом,
Тратя и боль, и силы,
Я ощущал тебя верным врагом
Даже в тени могилы.
Оба повержены, оба правы,
Оба несчастны и оба
Ниже помятой нами травы.
Вместе уже до гроба.
29 мая 2005
* * *
Алле Латыниной
Рыхлый снег для ходьбы неудобен.
Слишком долог нахоженный круг.
Я сегодня пространству подобен,
Растворен и рассеян вокруг.
Третий час набухающей ночи.
Грохот льда с остывающих крыш.
Теплый ветер, вздохнувший в полмочи,
В лунном свете растрепан и рыж.
В доме асмуса тени и свечи,
Ветви дремлют, о крышу шурша,
Не сутуль свои узкие плечи,
Одиноко родная душа.
Посмотри на покатые луны,
Что двоятся в совпавшем уме.
Слыша неба провисшие струны,
Что звенят меж собою во тьме.
29 февраля 2004
* * *
Юлии Латыниной
Рождают дети матерей,
Спасая их от смерти,
И этой нежности святей
На свете нет, поверьте.
И дышит новое дитя,
И слезы льет украдкой.
По-прежнему легко летя
Над жизнью этой краткой.
10 февраля 2004
* * *
Лохматый мир таинственен и нем,
Словарь забыт и вовремя утрачен,
Знак заменил торжественность фонем,
И в хаос диалог переиначен.
Растаявшей глубокой колеей,
Хрустя по снегу, еду за границу.
Едва подняв колеса над землей,
Опережая дряхлую зигзицу.
О, пастыри, смотрящие вослед,
Вотще ваш страх за данную затею.
Я начал жизнь, чтобы оставить след,
И ничего другого не умею.
Я не спешу, дорога не моя,
И воздух для меня не предназначен.
Хрустит, шурша, немая колея,
И этот хруст упруг и многозначен.
6 февраля 2004
* * *
Я б вас любил, кабы не знать заране,
Что эту чашу завершает дно
И смерти дверь мерещится в тумане,
Когда во рту полощется вино.
Не стоит внове затевать измену
Любой из совершившихся минут,
Как крепко узел стягивает вену,
Как пальцы нервно сигарету мнут.
И трость скрипит, и вздрагивает веко,
Где в Сан-Дени монархи и века.
Мне жаль в себе живого человека,
Немного неубитого пока.
Слеза твоя на камне парапета,
И невзначай пролит аперитив.
Мне все же жаль, что песенка не спета,
Хотя уже и отзвучал мотив.
5 марта 2004
* * *
Высоко, высоко, высоко
Летят отлетевшие души,
По краю тяжелого неба,
За гранью кривой окоема,
Печально и освобождено.
И прежних забот вереница
Все тянется, не отставая,
В оставленные до рожденья
Нездешние где-то края.
И свет их последний не долог,
И голос их прежний не слышен,
И только протяжное эхо
Плетется, отстав по земле
Секунды… недели… эпохи…
17 марта 2004
* * *
Перемежаются во мне,
Не вдруг и невпопад,
Рассветы, бедные вполне,
И ночи наугад.
Перемежаются, спеша
Сменить друг друга прочь,
То очень темная душа,
То радужная ночь.
И я, их смене подчинен,
Лечу надежде встречь
Или под гомоны ворон
Сжимаю темный меч.
И душу верою лечу,
Увы, короткий миг,
Что не погасит Бог свечу
И мой нечеткий лик,
Что, засыпая в поздний час,
Проснусь, а не умру,
Пока мой ангел не погас,
Как звезды поутру.
20 октября 2002
* * *
Разлив времен захватывает сушу,
Былые судьбы превращая в жмых.
И бедные закладывают душу,
Последнее сокровище живых.
Дымят заводы около урала,
Туземцы бурно мельтешат в кремле,
Пришедшие с чукотки и ямала
И прочих нефтежитниц на земле.
Играйте, дети, в голубые фишки,
Придуманные задолго до вас,
Энергии минутные излишки
Нуждаются в эпохе напоказ.
А в синем небе копошится драма,
Все свершено до самых малых йот,
В свой новый век империя упрямо
По их костям, хрустя, переползет.
7 марта 2003
* * *
Борису Эйфману
Огонь не пощадил ни пушкина, ни зверя,
Лишь смерти пожалев, оставили их жест.
И, вечностью его беспечною проверя,
Вернули невзначай в одно из общих мест.
Две бронзы тяжелы, разбросаны по свету,
Одна, где поздний рим размерен и горяч,
Другая, где москва – земли печальней нету,
И слышен высоко ее не медный плач.
Я к ним пришел опять, озябший от дороги,
И руки положил на бронзовую твердь,
Стояли рядом мы, прекрасны и двуноги,
И наблюдали в лоб несбывшуюся смерть.
Земля летела вдаль по медленному кругу,
Сосредоточив взгляд на солнечном луче.
И, если бы он был, я обратился к другу,
Как гаснущий огонь к нетронутой свече.
25 мая 2003
* * *
Миска каши да чашка чаю,
Лодка красная на берегу.
Я скучаю по тебе, я скучаю,
Наскучаться никак не могу.
Вот влетела в окошко птица
И не вылит вон никак.
Столько лет мне нездешне спится,
Среди желтых в клетку бумаг.
Разбежались по весям соседи,
Деревенский мой дом поник.
Мы по паспорту все медведи,
Ну а люди – мельком, на миг.
Я тебя в свою шерсть зарою,
Твои руки, плечи и грудь.
И упрячу в слова, как Трою,
Чтоб открыли когда-нибудь.
3 апреля 2004
* * *
Строю замок нигде и с тобой
И иду наугад никуда,
И за мною идут чередой
Воздух, ветер, огонь и вода,
Сорок нитей свиваются в жгут,
Сорок весен сливаются в час,
Здесь без веры не сеют, не жнут,
Даже солнца не всходят без нас.
Призрак линий не виден, как вздох,
Призрак слова отчетлив и прост,
Призрак жизни всеведущ как Бог,
И спасителен яви, как пост.
Призрак смерти далек и пуглив,
И во весь голубой окоем
Плещет гулко закат – как прилив,
Где мы плаваем долго вдвоем.
26 июня 2005
* * *
Мне б опомниться как-нибудь вечером,
Посмотреть на прожитые дни,
И умом, суетой онемеченным,
Отказаться навзрыд от родни.
И уйти незаметно из города,
И уйти незаметно туда,
Где качается вечно и молодо
Золотая навстречу вода.
Раствориться устало и весло,
В этой глуби до самого дна,
(Ты мне жизнь от людей занавесила
Так, что стала она не видна.)
И уже из таинственной темени
Видеть мир посторонний светло.
Без учета пространства и времени,
Дважды с коими детство свело.
14 июля 2005
* * *
* * *
Людмиле Сараскиной
Пропитан день туманом и зимой,
Промыт дождями и насыщен влагой.
И никого меж мыслью и бумагой,
Как между мной и памятью земной.
Шуршит скребок по сущности коня,
И грива выправляет гнутый волос,
А надо мной невыразимый голос
Поет и плачет тихо про меня.
Про то, что я случился и исчез,
Про то, что я смущением охвачен,
И так эпохой был переиначен,
Что вышел вон переживаний без.
А лишь с одной чертою до конца,
Которой был из милости помечен,
Мой скорбный дух был скучно онемечен,
И убран взгляд с поверхности лица.
Увы, мой друг, ни в звуке, ни в словах,
Наверно, не останется избытка.
Упала на пол блеклая открытка,
Опущенная в минувших веках.
18 ноября 2002
Стокгольм
* * *
Я – изгнанник, сошедший с ума,
Из Флоренции изгнанный праздной,
Этой речью, живой и бессвязной,
Обхожу стороной письмена.
Прямо в черты и резы навзрыд
Безнадежности зримые меты,
Чтобы помнили даже предметы
Суть изгнанника – медленный быт.
Я смотрю, обернувшись назад,
На знакомые хари и лица,
Я запомню твой образ, столица,
И прощальный бесформенный взгляд.
Пыль суха, горяча и мягка,
Впереди ни Ровенны, ни Вены.
Только встречи да перемены
Да колпак до бровей дурака.
Я уже никуда не приду,
Я уже никогда не устану,
Забинтуй мне, пожалуйста, рану
В одна тысяча смутном году.
12 февраля 2005 г.
* * *
О.С.
Во мне проснулась несостоявшаяся жизнь
И стала мешать двигаться,
Видеть небо и землю.
Она надела теплый шарф на мою шею
Осенью семьдесят первого
И поцеловала сзади
Губами из чистой шерсти.
И тут же, не отходя ни на шаг,
Обманула меня с каждым прохожим.
С птицей, сидевшей на клене.
С собакой, спящей возле липы.
С облаком, пролетавшим мимо.
В ней не было ни стыда, ни страха
За мою несостоявшуюся жизнь.
Ее вполне примиряло со мною
Чувство пропавшей скуки
И еще то, что она никогда б не узнала,
Не будь этой будущей встречи.
8 ноября 2004
* * *
Ольге Свибловой
Мы – служители мертвого века,
Ненасытные тени земли,
Без единого имярека,
Как без паруса корабли.
Сквозь пространства, дома и даты,
Сквозь туманы бесполых тел,
Как оставленные солдаты
Тем, кто ими давно владел,
Все бредем без любви и Бога,
Не вперед бредем, не назад,
Чуть левее лежит дорога,
Где живет виртуальный ад.
Улыбаясь в бесшумном плаче,
Без затей, поперек гульбы,
Мы идем ненамного иначе,
Чем в серебряный век рабы.
Также босы и так же наги,
Посеред неживой игры,
Цифры с прочерком на бумаге,
Недостертые до поры.
7 ноября 2002
* * *
Евгению Витковскому
1
За окном какой-то город
И какой-то вдруг народ,
По друзьям небывшим голод,
По врагам – наоборот.
Но, увы, ни то, ни это
Избежать вполне нельзя:
Эмиграция поэта –
Неизбежная стезя.
Я судьбу сию не мину,
Жизнь на мелочи дробя,
И отечество покину,
Уходя себе в себя.
И забуду аты-баты,
Ваши всуе языки
И поганкины палаты
У разлучины Оки.
И потом, к финалу ближе,
Может, вспомню: хоть умри,
Был в женеве и париже
Инородцем, как в твери.
9 июня 2000
2
Сон серебряного века,
Неглубокий и больной,
Заставляет человека
Бредить стоптанной луной,
Фонарем светя пространство,
Светом малым, в три вершка,
С незавидным постоянством,
Но взначай исподтишка.
И шептать, прищурив губы,
Ни себе и никому:
– Те серебряные трубы,
Помещенные в суму,
Пригодятся, право слово,
Легким росчерком пера
иванову и петрову –
Пусть не завтра, так вчера.
24 июня 2000
3
Небес отверстых половина
Легла на камни вдалеке.
Еще дымится пуповина,
Отражена в земной реке.
Но пробил час чумы и страха,
Кнута и пряника уже,
Еще смирительней рубаха
Летит на пятом этаже.
Она зовет себе и плачет,
Она смеется и поет,
Как будто день прошедший начат,
Не прожитый от «до» до «от».
И я вослед с надеждой тати,
Следя за взмахом рукава,
Летаю рядом на кровати,
В окно не вылетев едва.
8 июля 2000
4
Судьба озвучилась не сразу,
Случившись прежде, чем придти,
Не вслух промямлив полуфразу
С восьми до полудевяти.
И, развалясь в углу дивана,
На ногу ногу положа,
Шутя позволила ивану
Питаться яблоком с ножа.
И в полудреме выпив пива,
Она уснула до утра, –
Судьба, увы, была ленива,
Слаба, доверчива, стара, –
Пока не выглянуло что-то,
Стекло рассветом осеня,
И началась ее забота,
Как будто не было меня.
21 июля 2000
* * *
Пустота, одиночество, ночь.
Полчаса до усталого сна.
Я бы выпить с тобою непрочь
У отмытого утром окна.
Я налью полбокала вина,
Мягким яблоком вкус заглушу.
Почему я сегодня, луна,
Никого ни о чем не прошу.
За окном голубеет фонарь.
Поздний снег ноздреват и жесток.
Бормочу, как седой пономарь,
Из Катулла печальный стишок.
Может, с жизнью исчерпан контракт.
Может, вечность уже за плечом.
И качается маятник в такт.
Ни о чем, ни о чем, ни о чем.
9 апреля 2005
* * *
Людмиле Верейской
Туманен день, туманна тишина,
Туманно все, что означает лето,
И нет, и не было ответа
И в наши, и не наши времена.
А жизнь течет меж пальцев на песок,
Минуя облака и заграницу,
Уеду завтра на неделю в ниццу,
Что ровно из окна наискосок.
Лежит страна, туманами полна,
Зовется то жара, а то – прохлада,
Левее полусна, правее ада,
Лежит и спит в любые времена.
И я пройду вдоль теплых лошадей
По снежному зеленому газону,
И, в храме помолившись на икону,
Исчезну незаметно из людей.
17 ноября 2002
* * *
В твоей переменчивой жизни
Меня не бывает нигде,
А только однажды на тризне
По тайно погасшей звезде.
А звезды мерцают над нами
И бегло торопятся вниз.
Все яви кончаются снами
Короткого времени из.
И все же насколько желанно,
И все же настолько не зря.
Дорога. Сомнение. Анна.
Навылет. В канун декабря.
29 мая 2005
* * *
Ирине Беляковой
Во саду ли, в огороде бузина гнездо качала,
Одинокая принцесса наблюдала за птенцом,
Уходила, засыпала, начинала все сначала,
С бесконечно равнодушным, замечательным лицом.
Так прошли века, и годы, и минуты, и недели,
Промелькнули незаметно и исчезли в никогда,
Так же точно птицы пели, и свистели свиристели,
И текла себе беззвучно одинокая вода.
Я, конечно, был не против принимать участье в деле
Наблюдения над бездной бесконечных перемен,
Но участники процесса этой цели не имели,
Поелику не поднялся я в развитии с колен.
Новодéвичее поле возле кладбища кружило,
Соловьева прах развеян был в окрестности стены,
И в ладони помещалось то, что медленнее жило,
Чем обычное пространство ниже солнца и луны.
Шел монах с улыбкой мимо, мать игуменья спешила
По своим заботам важным, как столетие назад,
Где когда-то, может статься, будут плавать в дебрях ила –
Может, рыбы, может, люди, может, целый зоосад.
8 июня 2001
* * *
Усталости предела не бывает,
И даже смерть полуночно бодра.
Смотри, как снег непоправимо тает,
Не долетая кончика пера.
Мне не дано осилить вашу волю,
Болезней рой и паводок беды.
Я доиграл единственную ролю,
Роль берега для бешеной воды.
Искусство стекломоя на карнизе,
На тридевятом белом этаже,
Проявленном в паденьи и репризе,
Мне надоело, кажется, уже.
Не сладок хлеб и пахаря, и прачки,
И горек сок тревоги и тоски.
Достался мне не леденец из пачки,
А только стон, вспорхнувший из руки.
Так тихо вдаль пиликает сурдинка.
Так сумрак мал и движется легко.
И роза выползает из суглинка
В небесном стиле ретро рококо.
15 мая 2005
* * *
Маргарите Тереховой
Сад ты мой, больной и белый,
Свет ты мой –– на склоне дня.
Жест по-детски неумелый...
Вспоминай меня.
Двор. И выход в переулок.
Вечер долгий без огня.
Лес не прибран, гол и гулок...
Вспоминай меня.
Все неправедные речи.
Речка. Полынья –
Место нашей главной встречи...
Вспоминай меня.
Позабудешь –– Бог с тобою,
Все у нас равно.
Опускаюсь с головою
В трезвое вино.
Ах, какая там удача
Среди бела дня –
Вечер. Снег. Чужая дача...
Вспоминай меня.
Что за сила мчит нас лихо,
В разны стороны гоня?
Еле слышно. Еле. Тихо.
Вспоминай меня.
10 декабря 1974
* * *
Я держал связку воздушных шаров,
Я разжал пальцы – шары улетели прочь,
И остался один среди здешних миров,
Если в душе и день, то на дворе – ночь.
Как же слаба связь меж нами, людьми,
Как остывают руки, разжатые на ветру.
Словно ноты – и до, и фа, и соль, и ми
Перестанут быть музыкой, когда я умру.
Небо прозрачно вновь, до синевы в душе,
Ветер набит листвой, словно худой мешок,
Отношения все – лишь вариант клише,
От дрожания век и до дрожания ног.
В общем, пускай летят, впрочем, не я решал,
Коли не здесь рожден, значит не здесь умрешь,
А был ты велик или мал, бешен, нежен и шал,
Возможно, как и они, ты никогда не поймешь.
4 ноября 2003
* * *
Твое непонимание старо,
Обыденно, привычно, но, однако,
На нем любви бессмысленной тавро,
Тринадцатого знака зодиака.
Сквозь лепет дел и лепоту суда,
Сквозь голь и чад расхристанного слова,
Ты проступаешь, как из недр вода,
Мучительно, нездешне, бестолково.
И хриплый голос резок и нелеп,
Мычание отрывисто и скупо.
Меж нами стол и деревенский хлеб,
И плошка остывающего супа.
И позади продавленный матрас,
Хозяйки храп и вымытые сени.
И тот, в веках плывущий, тарантас,
Где наши перепутанные тени.
30 сентября 2003
* * *
Я учусь любви и жизни поперек луны и страха,
Я стучусь давно не в двери, а в закрытое темно,
Кто мне медленно откроет, что недавно гроздья праха,
Стали тем, чем оны были в то прекрасное давно.
Вот я лажу круглый ставень, словно веки вверх веду,
Вот просторное пространство утюгом горячим глажу,
Вот, включив немного звуки, сплю насмешливо в саду,
Вот, собрав из труб железных замечательную сажу,
Лик готовлю, данный всуе, праздно, Божьему суду.
И забыв устройство буден из пружинок и соломы,
Из опилок, прутьев, стали… С полуночи до утра
Я считаю все, что было, не на джоули и омы,
А на скрип скрипучей койки и движение бедра.
18 сентября 2003
* * *
Петру Фоменко
Теряет сон несущности удел,
Теряет свет несущности начало,
И все во мне, что стыло и молчало,
Я вон изгнать внезапно захотел.
Но не в напряг, не в выкрик, не в резон,
Ни в то, что ярче помысла и слова,
В чем есть безумия основа,
Как в небе – солнце, звезды и озон.
А в ту страну, что грезилась давно,
Что до конца ничем не выразима,
Просторней неба и короче рима,
И недоступней, чем морское дно.
Какая тишь за тридевять небес,
Какая мгла на все мои резоны,
И столб гранитный на излете зоны,
И ангел мой с ружьем наперевес.
18 ноября 2002
Стокгольм
* * *
Виртуальное пространство промежуточного рая,
Накануне недосыпа, недоеда, недогляда.
Что ты вспомнишь, полуночник, незаметно умирая,
Пребывая в предвкушеньи промежуточного ада.
Рожь и утро, сквозь туманы тихий бульк ползущей Тахи,
Скрип телеги по откосу, силуэт прозрачной клячи,
Те немыслимые веры, те неведомые страхи,
Обещавшие дорогу в направлении удачи.
За окном среди пространства красный зрак живого марса,
Звук пилы и лепет птицы, и еще забор в полсвета.
Легкий облак распростертый, силуэт прозрачный барса,
Беглый миг исхода ночи в обрамленьи сна и лета.
И такая глушь, и слякоть, и такой напор неволи,
Мира, чуждого до капли, разделенного на мили,
На границы и на троны, на начертанные роли
И еще на то, что в жизни мы, увы, не проходили.
Шип листвы, такой дрожащий, лезущий в тугое ухо,
Свиристели крик протяжный в осторожных лапах кошки.
И томление не плоти, и томление не духа,
А отсутствие пространства у живой сороконожки.
13 сентября 2003
* * *
– Что есть жизнь, – говорю я себе поутру,
– Что есть жизнь, – говорю я себе, засыпая.
Словно я никогда не умру
В направлении ада и рая.
Словно буду устало беречь
Все, что встретил за долгие лета,
Эту праздную, тихую речь
В форме выдоха или куплета.
Эту встречу, одну на двоих,
В поздний вечер, пришедший с востока,
Что был вдруг оглушительно тих
Для пришедшего рано пророка.
Как мы вслух ощущали слова,
Что входили неслышимо в тело,
И, одна на двоих, голова
Все плыла и качалась, и пела.
31 июля 2005
* * *
Евгению Витковскому
Немертвый снег, немертвая трава,
Ворона на вершине старой ели,
И плавает высоко голова
На вытянутом в бесконечность теле.
Канун луны в кануне Рождества,
«Сочельник» называемый в народе,
Когда, не вопреки законам естества,
Все умирает медленно в природе.
Когда на круг ударом о стеллаж,
Моя душа упавшего не слышит,
А, в душу взяв роскошный карандаш,
Нездешним сном волнуется и дышит.
Когда во тьму дороги никуда
Я радуюсь минувшему безбожно
И в такт минуте булькает вода
В святом колодце в полночь осторожно.
5 января 2002
* * *
Расколдована жизнь ото сна,
Снова клавиши звуков полны.
И надеждой на вырост полна
Узкогрудая фаза луны.
Под рукой солонЫ облака,
Воды Тахи пресны и легки.
Словно жерех играют века,
Смыслу краткости вопреки.
А из замка любое никто
С виду кажется нам иногда
Так похоже вполне на пальто,
В коем плещется сонно вода.
Я подушку поправлю рукой
И тебя на груди поверну.
И какой-нибудь робкой строкой,
Просыпаясь, взахлеб помяну.
24 апреля 2005
* * *
Роману Виктюку
Я только ночь готовился к эпохе,
Не пил, не ел, не требовал огня,
А только шил из междометий вздохи
И из того, что делало меня.
И день пришел – и будничный, и праздный,
Любого дня подобие насквозь,
И чей-то стон, кривой и безобразный,
В меня воткнул прозрачнейшую ось,
И я вишу на выдохе без вздоха,
Ворча, на ось наматываю дни, –
По имени прекрасная эпоха,
По отчеству спаси и сохрани.
12 октября 2002,
1 января 2003
* * *
Расколдована жизнь ото сна,
Снова клавиши звуков полны.
И надеждой на вырост полна
Узкогрудая фаза луны.
Под рукой солонЫ облака,
Воды Тахи пресны и легки.
Словно жерех играют века,
Смыслу краткости вопреки.
А из замка любое никто
С виду кажется нам иногда
Так похоже вполне на пальто,
В коем плещется сонно вода.
Я подушку поправлю рукой
И тебя на груди поверну.
И какой-нибудь робкой строкой,
Просыпаясь, взахлеб помяну.
24 апреля 2005
* * *
ЧЕРТЫ И РЕЗЫ
Подосиновик в зелени леса.
Руки деда от солнца теплы.
Так и служится тайная месса
Возле шороха сонной ветлы.
Сколько лет продолжается это,
Сколько лет это снится в уме.
То, размытое временем, лето
Словно церковь верхом на холме.
Протяни мне навстречу ладони,
В них легко уместится земля.
Мы усядемся в жестком вагоне
И отправимся, прошлое для,
В те забытые ближние страны,
Вне резона и разума вне,
Где как дети толпятся туманы,
Отражаясь в вагонном окне.
7 апреля 2005
* * *
Евгению Витковскому
Дорожденье не неотвратимо,
Цвет и плод единством не больны,
Только умирание не мнимо,
Без вины и даже без войны.
Вот крыльцо осевшего барака,
Вот листва вчерашнего числа,
Вот мосты железные монако –
Знаки и труда, и ремесла.
Сяду с нищим возле тротуара
И увижу белое пальто,
Ленту цвета позднего муара
И лица сплошное решето.
Дыры глаз, нацеленные в душу,
Звуки флейты медленнее сна,
Где качает беззаботно сушу
Чья-то ненапрасная весна.
Малому сегодня сердце радо –
Теплый шарф, непраздные слова,
Гроздь полуживого винограда,
Выжившая вовремя едва.
А толпа тягуча и нарядна,
Лица равнодушны и строги,
Впереди босая Ариадна
Ставит в неизбежное шаги.
Нищий мил и сбором озабочен,
День прекрасен, свеж и отстранен,
Тот, что был мне веком напророчен –
Не моим, но нынешних времен.
Нам сидеть до позднего заката
И смотреть, дыханье затаив,
Повторяя звуки виновато
На чужой бессмысленный мотив.
19 марта 2001
* * *
Перемежаются во мне,
Не вдруг и невпопад,
Рассветы, бедные вполне,
И ночи наугад.
Перемежаются, спеша
Сменить друг друга прочь,
То очень темная душа,
То радужная ночь.
И я, их смене подчинен,
Лечу надежде встречь
Или под гомоны ворон
Сжимаю темный меч.
И душу верою лечу,
Увы, короткий миг,
Что не погасит Бог свечу
И мой нечеткий лик,
Что, засыпая в поздний час,
Проснусь, а не умру,
Пока мой ангел не погас,
Как звезды поутру.
20 октября 2002
* * *
Прогорклый воздух осени сухой,
Тяжелый плащ и легонькое тело,
И двое нас под спиленной ольхой,
Живущих день светло и неумело.
Я каждый луч рукой переберу,
Вплету в твои расплывчатые косы,
Потом проснусь и невзначай умру,
Под тление изящной папиросы.
Потом, воскреснув, захочу вина
И посмотреть на солнечные блики,
Забыв, что мне принадлежит страна
И каждый куст засохшей повилики.
Еще забыв, что жил себе века,
Что не сказал обыденное слово,
Не накопил Харону пятака –
Не празднично, поспешно, бестолково.
21 сентября 2003
* * *
Елене Сарни
Седьмая ночь. Поземка еле.
Пусты проспекты и немы.
Здоровый дух в нездешнем теле,
Где мы еще уже не мы,
Где гололед натерт до блеска
И шум машин далек и мал,
Где сон скрывает занавеска
Меж полотном старинных шпал,
Где спит трамвай, унизив дуги,
И спит "рено" на свой манер,
И в нем – две пьяные подруги,
Меж ними – милиционер.
А нам идти еще далеко,
Увы, неведомо куда.
Зачем недрéманное око
Уткнулось взглядом в провода,
Где среди пятен интернета
Бессонниц улицы густы
И нежно падает комета
Сквозь разведенные мосты.
4 марта 2001
* * *
Ни чуда, ни яви, ни даже страны,
Где скудная пища покажется сытой,
Живым и здоровым – солдатик убитый,
И миром – усилие тайной войны.
И где нараспашку душа наугад
Торопится в гости к нездешнему свету,
Где трудно, неловко подбросив монету,
Вернуть ее позже на землю назад.
Куда мне приткнуть свой больной неуют
И спрятать куда неостывшее тело,
И ветры умолкли, и солнышко село,
И птицы во тьме ни о чем не поют.
Трясется земля, сохрани ее Бог,
Как будто телега о рвы и ухабы.
Мы век пропустили, сподобиться дабы
Исчезнуть беспошлинно в бездне эпох.
14 октября 2003
* * *
* * *
Фонарь разбит, аптека опустела,
Над улицей туман и та луна,
Что по ночам вывешивает тело,
Иным законам верности верна.
И голый свет струится отражéнно,
На тьмы могил, засыпанных вполне,
Пред коими коленопреклонéнно
Стоять достало безутешно мне.
Над прахом бедуина и катулла,
Над прахом жен, сожженных ни за что,
Стоять с упрямством молодого мула,
Не сняв кольца, и желтого пальто,
И весь набор условностей и знаков,
Доступных пониманья никому;
Подобно бы стоял в ночи Иаков,
Успев отправить отпрыска во тьму.
О господи, смешно и бесполезно
Стучаться в мир, стучащийся давно,
Куда душа уходит безвозмездно
И тело, между прочим, заодно.
28 февраля 2002
* * *
В пространствах, свернутых как бинт,
Не лихорадочно и туго,
Я попадаю в лабиринт,
В часы работы и досуга.
Я попадаю, попадя
Меж языком и знаком жеста,
Меж струй короткого дождя,
Меж звуком времени и места.
И, оставаясь наугад
И мча расхристанно и мимо,
Я обхожу отцветший сад
И пантомиму страхов мима.
И то единственное то,
Что остается от реалий,
Не венценосное пальто,
А визги нежных сатурналий.
17 октября 2003
* * *
Евгению Витковскому
Бедный летчик в небе кружит,
Не решается упасть,
Не о нем девица тужит,
Налюбившаяся всласть.
Под кустом гнездо гусыни,
На траве сосновый пух,
Баба думает о сыне
В темноте и даже вслух.
За рекой кричат коровы,
Рыбы вторят им не в лад,
Хорошо, что мы здоровы
И поедем в зоосад.
Там посмотрим на верблюда,
На ужа, и на слона,
И потом, уже оттуда, –
В те, иные, времена,
Где россии нет на свете,
Есть всемирная страна,
И за это все в ответе
Только звезды и луна.
1 мая 2001
Шведский дневник
1
Королевский дворец на замке,
Между небом и раем дыра,
Отражаются шпили в реке,
Неподвижно дрожа до утра.
Голубое свечение риз,
Междометия главная роль,
Мне понятен ваш мрачный каприз,
Ваша светлость, бумажный король.
Мы сидим возле голых берез,
Справа – осень, а слева – доспех,
Направление мысли – мороз.
Направление смерти – успех.
И мартини сухой на столе,
И соседи, и пепел, и жест.
Вот и нежили мы на земле,
Кроме избранных временем мест.
15 ноября 2002
2
Проходит все, что должно проходить:
Чума и осень, римы и народ,
И меж эпох протянутая нить,
Как света луч во тьме наоборот.
И я скольжу меж бедного луча,
Зимой и летом, летом и зимой,
Туманный шум порою бормоча,
В очередной приличный мезозой.
Летит кровать куда-то на восток,
Стучат ножи, работу торопя,
И булькает дворовый водосток,
Как должно без меня и без тебя.
Какому сну доверить этот час,
Какой стране оставить этот свет,
До остывающих в пространстве нас,
До самой точки тлеющего – нет.
15 ноября 2002
3
Не дай мне труд оставить города,
Дела и планы, запад и восток,
Себе оставив только холода
И этот незатейливый мирок.
С веселой кашей лета и зимы,
Похлебкой сна и варевом забот,
И дозой несмертельной суеты,
А, может, и совсем наоборот.
15 ноября 2002
4
Петух пропел веселое: «Пора!»
Погас экран погашенной луны,
И сварен суп из сна и топора
Для незабвенной памяти страны.
Угрюмый свет сочится из-за туч,
Печальный день распластан по земле,
И дым домов возвышен и летуч,
В своем безумном мертвом ремесле.
Что делать мне, пришедшему сюда
На краткий миг внимания к звезде,
Короткому, как вешняя вода,
Текущая мгновенно и везде.
Задворки равнодушной упсалы,
Машины напряженный хрупкий ход,
Как будто здесь траяновы валы
Легли своей дугой наоборот.
Куда бежать от этого пути,
Отмеренного сроком и числом,
А на часах – двенадцать без пяти,
И дым вверху с безумным ремеслом.
16 ноября 2002
5
Туманен день, туманна тишина,
Туманно все, что означает лето,
И нет, и не было ответа
И в наши, и не наши времена.
А жизнь течет меж пальцев на песок,
Минуя облака и заграницу,
Уеду завтра на неделю в ниццу,
Что ровно из окна наискосок.
Лежит страна, туманами полна,
Зовется то жара, а то – прохлада,
Левее полусна, правее ада,
Лежит и спит в любые времена.
И я пройду вдоль теплых лошадей
По снежному зеленому газону,
И, в храме помолившись на икону,
Исчезну незаметно из людей.
17 ноября 2002
6
Смотреть спеши на влажные мосты,
На острова, на шпили в полусвете,
Наверное, пристойны были в лете
Давным-давно не жухлые цветы.
Бренчит трамвай, как сдача, на боку,
Молчит толпа, как будто нелюдима,
И все течет невыносимо мимо,
Как прошлый век на нынешнем веку.
17 ноября 2002
7
Скансен
Дома угрюмы и немы,
Бревно не вдоль, а поперек,
И выплывает медленно из тьмы
Болтающийся черный водосток.
Угрюмый холм, угрюмая страна,
Резьба по камню, солнцу и воде,
Несвета получившая сполна,
Живущая немыслимо, нигде.
Чем я тебя обидел невзначай,
Чем ты меня обидела, скажи,
На крыше мох, листва и молочай,
И вкривь и вкось по склонам этажи.
Устало дождь не теплый моросит,
Непразднично погас последний лист,
Кривое солнце на ветвях висит,
Как в стропах над землей парашютист.
17 ноября 2002
8
Куда бежать, зачем и отчего,
В короткий срок за тридевять земель,
На озеро нерусское нево,
Где глубина не более, чем мель.
Где спят мосты, опершись о гранит,
Где птичьи пограничны голоса,
И солнце, как таинственный магнит,
Затягивает душу в небеса.
Угрюмость где высокая в цене,
И где вины пролита благодать,
В такой чужой и призрачной стране,
Рожденной, чтобы мертвых принимать.
17 ноября 2002
9
Зачем-то Бог занес меня сюда,
С какою целью и какою ролью,
Посыпать раны нероссийской солью,
Пройти рутину Божьего суда.
Увидеть то, что скрыто от Москвы,
Услышать то, что недоступно слуху,
Лишь третьему дано кривому уху,
Что больно чутко к голосу молвы.
Изъяв дела из должности – беречь,
Минуя долг – безделья благодетель,
Я стал из должников свидетель,
Из стойла в стойло проводящий речь.
И то, что было ясно и красно,
И то, что было призрачно и сухо,
Минуя сеть и голоса, и слуха,
Ушло, помедлив, бережно на дно.
Чеканит дождь по крыше свой чекан,
Окно закрыто солнечным затменьем,
И лишь внутри открывшимся знаменьем
Накинут жестко набело аркан.
18 ноября 2002
10
Мне намертво не хочется изъять
Из твердой жизни мягкое начало,
Как кораблю – остаться у причала,
И русской книге – без земного ять.
Без этой вот растерянности дня,
Без этого смущенного посыла,
Где, как орда, одолевает с тыла
Давно уже железного меня.
Угрюмый свет пронзительной свечи
Насыщеннее солнечно света,
В системе нет от вечности ответа,
Плывущей между звездами в ночи.
Поверх дорог, ведущих по лучу,
Пониз ветров, сорвавшихся с карниза,
В минувший век мне недоступна виза,
В грядущий век я больше не хочу.
18 ноября 2002
11
Пропитан день туманом и зимой,
Промыт дождями и насыщен влагой.
И никого меж мыслью и бумагой,
Как между мной и памятью земной.
Шуршит скребок по сущности коня,
И грива выправляет гнутый волос,
А надо мной невыразимый голос
Поет и плачет тихо про меня.
Про то, что я случился и исчез,
Про то, что я смущением охвачен,
И так эпохой был переиначен,
Что вышел вон переживаний без.
А лишь с одной чертою до конца,
Которой был из милости помечен,
Мой скорбный дух был скучно онемечен,
И убран взгляд с поверхности лица.
Увы, мой друг, ни в звуке, ни в словах,
Наверно, не останется избытка.
Упала на пол блеклая открытка,
Опущенная в минувших веках.
18 ноября 2002
12
Теряет сон несущности удел,
Теряет свет несущности начало,
И все во мне, что стыло и молчало,
Я вон изгнать внезапно захотел.
Но не в напряг, не в выкрик, не в резон,
Ни в то, что ярче помысла и слова,
В чем есть безумия основа,
Как в небе – солнце, звезды и озон.
А в ту страну, что грезилась давно,
Что до конца ничем не выразима,
Просторней неба и короче Рима,
И недоступней, чем морское дно.
Какая тишь за тридевять небес,
Какая мгла на все мои резоны,
И столб гранитный на излете зоны,
И ангел мой с ружьем наперевес.
18 ноября 2002
13
У сна бывает передышка,
Чаи, кино и даже книжка,
Туманный вечер за окном,
И красный в просинь окоем.
Еще, но редко
Птичья клетка,
В бумаге скрюченный сурок
И не взведенный вдруг курок,
Еще бывает раз в году
Десяток дней в чужом аду,
Угрюмом, мертвом и родном,
Где мысли только об одном,
Когда в заветный штатный сон,
Где чист и выбрит небосклон,
Тебя домчит в единый миг
Крылато – тряский грузовик.
18 ноября 2002
14
Голосов родных поземка
Пробивается негромко
Сквозь туманы и дожди,
Впереди и позади.
Ветра свист тогда околен,
Мимо крыш и колоколен,
Не мешает быть собой
На планете голубой.
Черно-белой, красно-серой,
Где чадит истошно серой,
Где беспечней, чем вода,
Кружат в танце города.
И где шлындрает незримо
По Европе призрак Рима.
18 ноября 2002
15
Я был пьян от берлоги и воли,
Протрезвев, оказался на дне –
В незатейливой будничной роли
Чужестранца в родимой стране,
Где варяжские корни напрасны,
Не от рюрика род свой ведя,
Где все нелюди тоже прекрасны,
Нелюдимее даже тебя.
Где с рассвета до ночи туманы,
Где мрачней непогоды дома,
Где и более теплые страны
Молча сходят зимою с ума.
И, придвинув стекло золотое,
До краев налитое вином,
Я опять погружаюсь в земное
Бытие за не пьяным окном,
В ожидание сна и попойки,
Мимо трезвости и суеты,
И кружатся над соснами койки,
Где под парусом я или ты.
18 ноября 2002
16
Светлее мир от каждого луча,
Длиннее жизнь от встречи невзначай,
Опять горит погасшая свеча,
Опять вокруг и музыка, и чай.
Как мало жил, как мало перемен,
Как скромен зал и лица хороши,
И не затейлив шуман и шопен,
Но дышит вдруг окраина души.
Играй еще, неяркий пианист,
Напомни мне о будущей зиме,
О том, что жил на свете ференц лист,
О том, что я опять в своем уме.
О том, что там, за окнами, печаль,
И город пуст, и призрачен, и чист.
Когда-нибудь мне очень будет жаль,
Что не сыграл мне баха пианист.
19 ноября 2002
17
Упали наземь мертвые снега,
И листья облетели до конца,
Пожухли некрутые берега
Под действием тумана и свинца.
Угрюмый сад приветлив и устал,
Но склонен к разговору на ветру,
Среди камней и невысоких скал,
Живых во мне, пока я не умру.
Я буду здесь, увы, еще не раз,
Я буду там не завтра, но когда…
А свет вечерний вовсе не погас,
И не замерзла темная вода.
19 ноября 2002
18
Этот снег черезмерен и мрачен,
Эти камни неловко крупны,
Дольний мир для людей неудачен
В белом сумраке белой страны.
Словно тени загробного мира,
Мимо люди, деревья, дома.
Здесь и самая трезвая лира
Молча сходит когда-то с ума.
И душа, что была невесома,
Тяжелее становится скал,
Как же долго мы не были дома,
В том, который я с детства искал.
И, шагая по камню упруго,
Бормочу незнакомый мотив,
Дай мне минуть заветного круга
И осилить холодный залив.
Дай доплыть, додышать до порога,
Дай дожечь свое сердце огнем,
Под покровом надежды и Бога
Или помня хотя бы о нем.
20 ноября 2002
19
Что ты стонешь, иной иноземец,
Мертвых стран неуютен уют,
Ты же русский, не чех и не немец,
Здесь не плачут, а молча поют.
Здесь играют в забавные игры,
Раньше смерти – в угрюмый покой,
Здесь как скот даже жаркие тигры –
Спят в покорности роковой.
Здесь олени по долам не скачут,
А в загонах понуро тихи,
Только птицы витают и плачут
Да бормочут глухие стихи.
И во всей этой призрачной близи
И душе невозможно сберечь –
Птицы взгляд на кирпичном карнизе
И друзей равнодушную речь.
20 ноября 2002
20
Как хочется пробить неломкий лед
И лодку с берега сволочь,
И что с того, что до и от
Полярная не меркнет ночь.
И вдаль, к заснеженной москве
Отправиться в нелегкий путь,
С надеждой праздной в голове
Доплыть туда когда-нибудь.
Доплыть, добраться, догрести,
Допеть, дождаться, докричать,
И, что осталось, донести,
И, что закончилось, начать.
И где-нибудь в можайский день
Припомнить бывшее подряд,
Скалы в домах больную тень
Да волчьих глаз немертвый взгляд.
20 ноября 2002
* * *
– Послушай, – сказало мне слово, –
Родительный плосок падеж,
Все сущее – только основа,
Реальности призрачной меж.
Меж этой и той разберихой,
Творительным здесь падежом.
И музыкой, сонной и тихой,
Над самым земли рубежом.
И твари таможенной тоже,
Меж Богом и даже людьми…
И жилки вдоль розовой кожи,
Как в гамме короткое ми.
14 декабря 2002
* * *
Лет через сто придет ко мне никто
И нечто скажет на своем наречье –
Полумедвежье, получеловечье,
Худое, как сплошное решето.
Он скажет мне: – История прошла,
Исчерпана она, по крайней мере. –
И пояснит на собственном примере,
Что тяга к Вере стыдна и пошла.
Что он живет, естественно, в лесу
И верит только в собственное тело
И в общее, как предки, дело,
Еще, в придачу, в сыр и колбасу,
В дрова, в огонь, в усердие и труд,
В свободу без опеки государства,
В свое лесное подлинное царство,
Еще в звериный совершенный суд.
И наши позабытые слова –
Душа, добро – смешат его до жути;
Они давно, как шарик ртути,
Стекли в ничто с пространства естества.
И будет ждать, что я скажу в ответ,
В своем уродстве истинно прекрасен,
Субстрат эпохи наступивших басен,
Сменившей наше – да, на наше – нет.
24 марта 2002
* * *
Я на флейте незатейливо сыграю,
В послесловьи неразборчиво скажу –
Я пока еще, мой друг, не умираю,
Но и сущее я больше не сужу.
Первый клапан закрываю не мизинцем,
И не воздух задуваю в пустоту,
А, пролиту невзначай убитым принцем,
Кровь чугунную на каменном мосту,
Где коровы, да недОлюди – машины,
Моря пена да короткая волна,
Где распались на две части половины,
Как расколотая облаком луна.
Клапан третий – незвучанием запаян,
А второй – тяжелым молотом разбит,
А в партере среди люди ванька каин
Так галантен и приятственен на вид.
Я, конечно, ему тоже доиграю
Ту мелодию, протяжну и свежу,
Потому что я еще не умираю,
Но все сущее я больше не сужу.
19 декабря 2002
* * *
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДО-ДИЕЗ МИНОР
Евгению Витковскому
В мире рыб полуночное пенье,
Хороводы, медленная тьма,
Бедное негромкое мгновенье,
Майская короткая зима.
Уплывают в теплые закуты
Свиньи, плавниками шевеля,
Забывая долгие минуты
В трюме молодого корабля.
Снова опускаются туманы,
Шепчутся ворона и треска,
На песке осыпались романы,
Буквы и страницы из песка.
Водоросли взрослые застыли,
Вымытые Богом поутру,
Спины в пене, еле руки в мыле,
И фонарь немытый на ветру.
9 апреля 2001
* * *
Мы совпали, как воздух в полете,
С никуда не летящей стрелой,
Как две тени в одном повороте,
Поглощенных нечаянно мглой.
И в нездешнем и общем начале,
И в назначенной кем-то судьбе,
В бедной радости с долей печали,
С общим именем во гробе,
И теперь, не спеша, сумасбродно,
Не деля на вчера и всегда,
Мы живем себе слишком свободно,
Как в любом океане вода.
Не пугаясь ни воли, ни страха,
Ни потери вины и ума,
До мелодии медного баха
От мелодии праздной дюма.
23 июля 2001
* * *
Наконец-то будет детство,
Что мне нынче по плечу, –
То единственное средство
Жить вчера, как я хочу.
Мы с тобой построим сани,
Дом построим и очаг,
Будем жить там только сами,
С бездной нынешней в очах.
Будем плавать, будем мчаться,
Без усилий и преград.
И не будут домочадцы
Нас калечить наугад.
Все дожди да будут наши
В этой шири голубой.
А когда мы станем старше,
Мы поженимся с тобой.
И венчаться под ракитой
Нам придется, милый мой,
Слава Богу, в не убитой
Жизни, праведно живой.
16 апреля 2005
* * *
Осинник чист, и лопухи теплы,
И руки пахнут жизнью и простором,
И мы с тобой на берегу Ветлы
В том будущем единственном, в котором
Нам жить дано открыто и всерьез,
И все исчислить медленно и точно,
Качаться в такт у стонущих берез
Навеселе, туманно и бессрочно.
И жить, как жить пришедшему дано,
В случайный мир неутолимой страсти,
Чтобы подняться на любое дно
И жить в его велении и власти.
И знать, что мы – отсюда до всегда –
Еще вернемся в тайные чертоги.
И нас услышит мертвая вода,
Живою став на выдохе в итоге.
16 апреля 2005
* * *
Расколдована жизнь ото сна,
Снова клавиши звуков полны.
И надеждой на вырост полна
Узкогрудая фаза луны.
Под рукой солонЫ облака,
Воды Тахи пресны и легки.
Словно жерех играют века,
Смыслу краткости вопреки.
А из замка любое никто
С виду кажется нам иногда
Так похоже вполне на пальто,
В коем плещется сонно вода.
Я подушку поправлю рукой
И тебя на груди поверну.
И какой-нибудь робкой строкой,
Просыпаясь, взахлеб помяну.
24 апреля 2005
* * *
Я почему-то верую в ничто,
Ищу свою дорогу в никуда
И длинное тяжелое пальто
Не надеваю больше в холода.
Кусок свечи на мелочи топлю,
Старинный крест начищенным ношу,
Я пеплу доверяю и углю,
Скорее чем огню и шалашу.
Мне ближе прах, летящий надо мной
Или осевший в листьях золотых,
Преображенный в дерн и перегной,
Чем голоса и помыслы живых.
Еще я различаю невзначай
В минувших днях, коротких, как века, –
Не скошенный косою иван-чай
И птицу за мгновенье до силка.
10 ноября 2001
* * *
Оставайся одна в незатейливом доме,
Где болтаются призраки в сонной гульбе.
Словно нет никого у тебя, моя милая, кроме
Нездоровья людей, что бесследно прошли по тебе.
Я сыграю навзрыд твою бедную долю,
Я ладони свои расстелю под тобой.
И немного, мой друг, про себя поглаголю,
Помогая продлить твой мучительный бой.
С этой жизнью шальной, не вписавшейся в норму,
В этой самой мирской полуночной поре,
Мы оставим себе только пеструю форму,
Что нужна дуракам в надоевшей игре.
Я, конечно, готов, я, конечно, сыграю
Эту музыку в хаосе громкого грая ворон,
Я тебе не скажу, что полжизни уже умираю,
А скажу, не поймешь, погруженная в страхи и сон.
17 апреля 2005
* * *
Чтобы не слушать возгласы и речи,
Чтобы не знать, как властвуют никто,
Закинь мне руки жаркие за плечи
И расстегни казенное пальто.
И сверху вниз, или вослед, навстречу,
Подняв глаза на золотую глушь,
Я прошлое сложу и онемечу,
И сдам в архив немедленно к тому ж.
И все начнем торжественно сначала
С осинника, земли и чебреца,
С осеннего замершего причала
И светлой веры в сына и отца.
Еще с росы, коровьего помета,
Босые ноги гревшего не раз,
С короткого и тайного полета
И с пары странных и пьянящих фраз.
И долго, долго, дожидаясь чести,
Пройти по миру мимо в никуда.
Мы будем оба неделимо вместе,
Как берег, дно, и, наконец, вода.
27 апреля 2005
* * *
Мы опять друг друга потеряли,
Нам опять с тобой не повезло.
Тонкий профиль выткан на медали,
С кратким фактом по излому – зло.
Это было лучшее, чем боги
Одарили бедного раба.
Подводи, чудовище, итоги,
С серой кличкой время и судьба.
Что-то было, что-то перестало
Тикать, течь, тревожится, страдать.
Долго сердце пряли из металла,
Не того, что выдумала мать.
Долго душу в сере полоскали,
Долго крали музыку и речь,
Дней остатки, кажется, едва ли
Можно от бессмертья уберечь.
Ходит воздух по гортани гулко,
Плачет ночь, не ведая о чем.
Больше нет ни сна, ни переулка
Над моим мерцающим плечом.
24 мая 2005
* * *
В твоей переменчивой жизни
Меня не бывает нигде,
А только однажды на тризне
По тайно погасшей звезде.
А звезды мерцают над нами
И бегло торопятся вниз.
Все яви кончаются снами
Короткого времени из.
И все же насколько желанно,
И все же настолько не зря.
Дорога. Сомнение. Анна.
Навылет. В канун декабря.
29 мая 2005
* * *
Строю замок нигде и с тобой
И иду наугад никуда,
И за мною идут чередой
Воздух, ветер, огонь и вода,
Сорок нитей свиваются в жгут,
Сорок весен сливаются в час,
Здесь без веры не сеют, не жнут,
Даже солнца не всходят без нас.
Призрак линий не виден, как вздох,
Призрак слова отчетлив и прост,
Призрак жизни всеведущ как Бог,
И спасителен яви, как пост.
Призрак смерти далек и пуглив,
И во весь голубой окоем
Плещет гулко закат – как прилив,
Где мы плаваем долго вдвоем.
26 июня 2005
* * *
В каком-то, не помню, июле,
В небрежном и тесном мирке
Мы нежно с тобою уснули
От времени вдалеке.
И явь растворилась покорно,
Исчезла, пропала, прошла
Под звуки протяжные горна,
Под взмахи крыла и весла.
И больше в забытые долы
Вернуться уже не дано,
Где что-то решают глаголы
С предлогами заодно.
Где мечены стороны света,
Где мечены все полюса,
Как в то незабвенное лето,
Где жили взахлеб голоса.
20 июля 2005
* * *
Эта книга диалога, суеты и маяты,
Книга строчек, точек, знаков, книга пауз и звонков,
Где на самом горизонте силуэт маячит – ты,
Чуть заметен, но отчетлив, многозначен, бестолков.
Я его не ждал, не ведал, жизнь живя в сплошном тумане,
Я б давно, конечно, умер, и развеяли мой прах
Где-нибудь в Париже, Риме или прочей глухомани,
Жизнь закончив, как и должно не герою, второпях.
Но случилось, но явилось, но стряслось –
с такою силой индо стиснуло виски,
Я сижу в огромном зале, мимо рыбы и собаки, мимо гады всех мастей
Лают, плавают, несутся, и, с самцами вкупе, самки рвут другу друга на куски,
Доги, шпицы и бульдоги, осьминоги и акулы, в жанре свежих новостей.
И, середь вот этой свалки, этой судороги, боли, дележа и куража,
Смуты, лепета и крика, мировой державы бранной,
Я люблю, дышу, страдаю, этой жизнью бестолковой бесконечно дорожа,
Этой жизнью безымянной, жалкой, грешной, краткой, странной,
Различимой на полвзгляда, но до одури желанной.
В сантиметре от акулы, дога, гарпии, терьера, на пол взмаха от ножа.
31 июля 2005
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ВЕКУ
Кто первым произнес словосочетание «серебряный век» – нынче уже более-менее установлено: не Николай Бердяев, а сын царскосельского фотографа и член «Цеха поэтов» Николай Оцуп, – что засвидетельствовано патриархом этого самого «серебряного века», Сергеем Маковским. Есть, правда, и другой претендент, загадочный Глеб Марев (1913), но для нас это сейчас не так уж важно. Скорее важно понять:
а) когда Серебряный век начался,
б) когда он кончился.
Если на первый вопрос хоть и размытый, но все же есть ответ (между 1895 и 1905 годами), то на второй – сколько специалистов, столько ответов. Вадим Крейд считал, что Серебряный век закончился вместе со штурмом Зимнего дворца. Замечание, что штурмовали не столько Зимний дворец, сколько царские винные погреба (иначе не отделался бы так легко Женский батальон поручика М. Л. Бочкаревой) Крейд в расчет не брал, он считал: сменилась власть – сменился век. Что ж, возможна и такая точка зрения.
Нечто подобное формулировала и Ахматова, считавшая времена НЭПа пародией на акмеизм. Еще чаще концом Серебряного века считают дату смерти самой Ахматовой. Наконец, есть точка зрения, что покуда оставался в живых хоть один поэт, выпустивший авторский поэтический сборник до 1917 года – Серебряный век, пусть в отдельных своих представителях, но продолжал жить. В этом случае датой конца Серебряного века оказывалось начало июля 1991 года (дата смерти С. В. Шервинского): советской власти оставалось доживать около сорока дней. Наконец, есть и точка зрения Д. Бобышева, что Серебряный век кончился лишь вместе со смертью последнего значительного поэта первой волны русской эмиграции, продолжавшей традиции прекрасной эпохи: в 1996 году, когда в далекой Флориде скончался Игорь Владимирович Чиннов. Интересно, что эта дата почти совпадает с датой смерти Иосифа Бродского. Можно привести еще полсотни вариантов даты «кончины» Серебряного века.
Только где его могила? У нас на книжных полках и в компьютерах? Откройте нынешние антологии русской поэзии ХХ века: какая же мощная у нас была поэзия. Да, ее не печатали, да, если печатали, то на Западе, но это не в счет – и т.д. Но время неумолимо выдавливает из антологий прихвостней эпохи и замещает их истинными поэтами, имена которых никому не были известны ТОГДА, зато ТЕПЕРЬ – у всех на слуху.
Получается, наиболее вероятна такая гипотеза: Серебряный век кончился… только что. А точно он кончился? А может быть он не кончился? А может быть слухи о его смерти немного преувеличены?..
Не берусь вынести приговор, век – не незабвенная корова из «Ста лет одиночества» Г. Гарсия Маркеса, на боку которой можно повесить вывеску: «Это – корова, она дает молоко…». Поэтому, в силу крайней размытости наших определений, позволю себе сделать совершенно еретическое допущение: Серебряный век пока что не кончился и неизвестно – когда кончится.
Отсюда и следует некоторое начинание, родившееся из строчки Леонида Латынина: помимо серии «Малый серебряный век», в которой выходят книги совсем забытых и почти ничего не издавших поэтов-современников Серебряного века, начать еще одну серию: «Сон Серебряного века». Это серия для тех, кто не вышел из традиции, и кто сам привык назначать дату сегодняшнего дня: как безумный Гельдерлин в последние сорок лет жизни ставил под стихами то 1640 год, то 1940, «назначая век» – так и поэты нашего времени, плотью и кровью привязанные к Серебряному веку, попадая под обложки нашей «параллельной серии», становятся причастны ему по крайней мере формально. Это не постмодернизм, пришедший на смену модернизму – те были всегда, всегда и будут. Это поэзия сна, которая привиделась серебряному веку, а еще вернее – поэзия собственно Серебряного века, который не может окончиться, ибо не исчерпал своего запаса жизненной энергии.
Так что если это краткое послесловие обращено к веку, то не к Серебряному. А к действительно окончившемуся ДВАДЦАТОМУ веку: что поделать: в нем прошла основная часть нашей жизни.
Одно можно констатировать с уверенностью: из всех явлений, порожденных русской поэзией за столетия, самых долговременным и живучим оказался именно Серебряный век.
Евгений Витковский
СОДЕРЖАНИЕ
«Мы были вместе до земли и воли…»
«Прозрачная стезя, прозрачнее пространства…»
«Мне не снится ночами Валетта…»
«Арбатский профиль выцветшей Валетты…»
«Клетка пуста и наружу открыта…»
«Не пиши усталые слова…»
«Что я затеял, родная, с тобой…»
«Рыхлый снег для ходьбы неудобен…»
«Рождают дети матерей…»
«Лохматый мир таинственен и нем…»
«Я б вас любил, кабы не знать заране…»
«Высоко, высоко, высоко…»
«Перемежаются во мне…»
«Разлив времен захватывает сушу…»
«Огонь не пощадил ни пушкина, ни зверя…»
«Миска каши да чашка чаю…»
«Строю замок нигде и с тобой…»
«Мне б опомниться как-нибудь вечером…»
«Пропитан день туманом и зимой…»
«Я – изгнанник, сошедший с ума…
«Во мне проснулась несостоявшаяся жизнь…»
«Мы – служители мертвого века…»
1. «За окном какой-то город…»
2. «Сон серебряного века…»
3. «Небес отверстых половина…»
4. «Судьба озвучилась не сразу…»
«Пустота, одиночество, ночь…»
«Туманен день, туманна тишина…»
«В твоей переменчивой жизни…»
«Во саду ли, в огороде бузина гнездо качала…»
«Усталости предела не бывает…»
«Сад ты мой, больной и белый…»
«Я держал связку воздушных шаров…»
«Твое непонимание старо…»
«Я учусь любви и жизни поперек луны и страха…»
«Теряет сон несущности удел…»
«Виртуальное пространство промежуточного рая…»
« – Что есть жизнь, – говорю я себе поутру…»
«Немертвый снег, немертвая трава…»
«Расколдована жизнь ото сна…»
«Я только ночь готовился к эпохе…»
«Расколдована жизнь ото сна…»
ЧÉРТЫ И РЕЗЫ
«Дорожденье не неотвратимо…»
«Перемежаются во мне…»
«Прогорклый воздух осени сухой…»
«Седьмая ночь. Поземка еле…»
«Ни чуда, ни яви, ни даже страны…»
«Фонарь разбит, аптека опустела…»
«В пространствах, свернутых как бинт…»
«Бедный летчик в небе кружит…»
Шведский дневник:
1.«Королевский дворец на замке…»
2.«Проходит все, что должно проходить…»
3.«Не дай мне труд оставить города…»
4.«Петух пропел веселое: “Пора!”…»
5.«Туманен день, туманна тишина…»
6.«Смотреть спеши на влажные мосты…»
7.Скансен
8.«Куда бежать, зачем и отчего…»
9.«Зачем-то Бог занес меня сюда…»
10.«Мне намертво не хочется изъять…»
11.«Пропитан день туманом и зимой…»
12.«Теряет сон несущности удел…»
13.«У сна бывает передышка…»
14.«Голосов родных поземка…»
15.«Я был пьян от берлоги и воли…»
16.«Светлее мир от каждого луча…»
17.«Упали наземь мертвые снега…»
18.«Этот снег черезмерен и мрачен…»
19.«Что ты стонешь, иной иноземец…»
20. «Как хочется пробить неломкий лед…»
«– Послушай, – сказало мне слово…»
«Лет через сто придет ко мне никто…»
«Я на флейте незатейливо сыграю…»
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДО-ДИЕЗ МИНОР
«Мы совпали, как воздух в полете…»
«Наконец-то будет детство…»
«Осинник чист, и лопухи теплы…»
«Расколдована жизнь ото сна…»
«Я почему-то верую в ничто…»
«Оставайся одна в незатейливом доме…»
«Чтобы не слушать возгласы и речи…»
«Мы опять друг друга потеряли…»
«В твоей переменчивой жизни…»
«Строю замок нигде и с тобой»
«В каком-то, не помню, июле…»
«Эта книга диалога, суеты и маяты…»
Е.Витковский. Послесловие к веку.